Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

А это все тесты. "Где живет твоя любовь?"
На вершине горы - так вышло по тесту. А это неправильно.


Здесь.Где небо отражается в капельках росы на крыле, где гудит ветер в молодых березах, где пахнет травами раскаленная солнцем лесная поляна, над которой кружат вертолеты, где ветер гудит в натянутых стропах, где в ночной заводи отражается молодой месяц, где стальные лопасти рассекают воздух, где восходящий поток поднимает вверх, где ветер качает полевые гвоздики.
В сказках уже написанных и еще даже не придуманных. В десяти тетрадках, исписанных неровным почерком, в горячем степном ветре, в цветной пыли от пастельных мелков, в коротком сне за пол-часа до рассвета.
Вот там. А все остальное - игра теней.

Ой, какой рулез я нашла, люди добрые)))

Икота-икота, напади на бота, чтоб чертову обмылку ни клика ни ссылки, сколько спама напостит, столько раз его перекосит, сколько мусора разошлет - столько его лишай обошьет, в кошелек ему дыру, никакого коннекта во двору, за каждую рекламку ему на рожу плямку, а нам - покой и благорастворение, чтоб спокойно писать всякое творение, спама век не видать, умные комментарии читать не перечитать.

С этими словами три раза обойти посолонь вокруг компьютера, держа в руках кактус

Вот тут его автор.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Иногда полезно глядеть в статистику. Какие "интересные личности" ко мне иногда шляются.
Так вот: некоторым, вышвырнутым из моей жизни раз и навсегда, нечего тут делать. В этом дневнике ты забанен, в ЖЖ и ВК тоже. Пошел вон!
ЗЫ: ни к кому из дорогих ПЧ это не относится)) Просто прополз мимо один малосимпатичный персонаж, который, видимо, до сих пор не понял, что ему указали на дверь и за каким-то чертом два дня пасся в дневнике. Что найти хотел? Не иначе, как план захвата Кремля.

Убиться веником. Вот зарекалась писать за Олимпиаду, но это выше даже моей привычки к маразму. Вдоль всей улицы опечатаны мусорные урны. Надет мусорный мешок и на нем бумажка с казенной печатью и надписью "опечатано". Убиться веником, честное слово. Несознательные граждане кидают мусор поверх пакетов. Цирк приехал...

Весна, механик торжествуя,
Сливает тихо антифриз.
Вдали комиссию почуя,
Усердно драит верх и низ.

Товарищи, это надо занести в анналы истории и сохранить. Древний изврат на "Евгения Онегина" на тему авиации. Судя по вот этим мемуарам, в войну ходил в рукописных списках.
А теперь оно хранится вот здесь. Ну, пускай и у меня будет на всякий случай.
Вот еще один вариант шедевра, более точный. Записал в ХАИ в 1952 году Александр Галушко.

ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН
/авиатехническая поэма/

читать дальше Нет, я – не Пушкин, я – иной,
ещё не ведомый избранник,
по штатной должности – механик,
но с поэтической душой.

Хотя моих произведений
не выпускает в свет ОГИЗ,
хоть не талант я и не гений,
но всё ж готовлю вам сюрприз.

Я первый раз пишу поэму,
и потому, прошу учесть,
что выбрал трудную я тему
и много здесь ошибок есть.

Легко, конечно, быть талантом,
когда иной заботы нет,
ведь если б Пушкин был курсантом,
то вряд ли стал бы он поэт!

Итак, начнём без лишних фраз
Наш скромный истинный рассказ.

* * *
Глава первая (основная)
Мой лётчик, самых честных правил,
когда готовился в полёт,
то за семь дней меня заставил
ему готовить самолёт.
Его пример – другим наука,
но, Боже мой! Какая мука
найти во что бы то не стало
дефект, чтоб стрелка не дрожала.
- Так думал молодой механик
готовя к вылету свой Ил,
слил конденсат, законтрил краник
и командиру доложил.
Но вылетать пока что рано,
а потому, мои друзья,
с героем нашего романа
готов вас познакомить я.

Родился, то ли в Ленинграде,
то ли в другом конце Невы,
(забыл, простите Бога ради
за это, умоляю, вы).
Учился в общей средней школе,
был пионером, в комсомол
записан был помимо воли.
Положено, и всё тут, мол!
Окончил школу. Попытался
попасть в какой-то институт,
не поступил. Так проболтался.
А дни летят, года идут.
Глядишь, всю жизнь так жил бы он,
но бдит за возрастом закон!
Подобно всем другим ребятам
он призван был военкоматом
повестку взял и сел в вагон,
короче, стал солдатом он.
Кто может знать, где наше счастье
и по каким путям шагать:
он мог попасть бы в моточасти,
артиллеристом мог бы стать,
но высшей волею небес
попал Онегин в ВВС
(не по своей, конечно воле),
учился долго в Вольской школе,
в сорокоградусный мороз,
не замечая горьких слёз,
весь день с зари и до зари
учил прилежно ТБ-3,
хоть в том и было мало толку –
давно «корабль» тот устарел,
и вечерами в самоволку
исправно бегал наш пострел.

Курсантом плохо быть везде
и в Вольске, и в Кызыл-Орде!
Так год прошёл в воздушном флоте,
всему конец на свете есть,
он получил «любовь к работе»
и аттестат по форме шесть.

Глава вторая, третья и т.д. до конца поэмы

Вот наш Онегин на свободе,
сперва – в бригаде при заводе,
потом, как горько ни рыдал,
он прямо в пятый ЗАП*) попал.
Конечно, в ЗАПе было хуже
он затянул ремень потуже
и хоть хотелось очень есть,
пришлось забыть о норме шесть!

Среди моих друзей не мало
в то время в ЗАПах пропадало.
Один из них там жизнь отведав,
придя затем из ЗАПа в полк,
три дня на хлеб смотрел как волк,
а поднабрав чуть-чуть силёнки,
орал, что есть не может пшёнки!

И я с двенадцатью друзьями
был в техбригаде ВВС:
в очко играли мы ночами,
ходили с девочками в лес,
в шестом часу ложились спать,
чтоб в восемь новый день начать.
Я помню чудные попойки
весёлых зимних вечеров,
друзей, сосущих спирт у стойки**)
по женской части мастеров.
Примечания: *) ЗАП – запасной авиационный полк
**) – здесь имеется ввиду не стойка бара, а стойка шасси, которые в те времена заправлялись спиртоглицериновой смесью
(см. кинофильм “Хроника пикирующего бом-бардировщика”, т.н. “ликёр шасси”.)

NN не глупым был сержантом,
он быстро женщин покорял:
знакомил с Гегелем и Кантом,
потом шампанским угощал,
и обсудив пять тонких тем,
ложился с ними спать затем.
Другой был родом из Ростова,
Тот мог найти наверняка
«подругу дней своих суровых»
от тридцати до сорока.
А третий, неразлучный с блатом,
тот мог везде и всё достать,
его б и с Бендером Остапом
не стыдно было бы сравнять.
Он посвятил пол жизни джазу
и в этом так преуспевал,
что покорял всех женщин сразу,
когда гитару в руки брал.
Но после «щекотного» дела
он дал себе обет один:
тогда лишь женщин трогать смело,
когда имеешь сульфидин.
(Антибиотиков в тот век
ещё не делал человек!)

Прости, читатель, вспоминая,
увлёкся я на этот раз.
Но ты простишь, я это знаю.
Итак, продолжим наш рассказ.
Судьба Евгения хранила,
он получил три новых Ила,
отвёртки, гайки, три ключа
и стал работать (сгоряча).

Пока болтался на заводе,
стал ТБ-3 уже не годен,
и вот, пришлось ему начать
Ил-28 изучать.
Он честно, не смыкая глаз
читал усиленно НИАС*),
пока комэска**) не решил,
что он не плохо знает Ил.
Он мог без лишних разговоров
сменить в неделю пять моторов
и мог, почти что без ключей
ввернуть две дюжины свечей.
Так стал он техником примерным,
чтоб самолёт его был чист,
ему был дан помощник верный –
Владимир Ленский, моторист.
Они сдружились, понемногу
в работе обогнали всех,
жизнь протекала, слава Богу,
без крика, шума и помех.
Казалось, и не быть раздорам,
но тут пришла в недобрый час
Татьяна – мастер по приборам,
успешно кончив Тульский ШМАС***)
Ефрейтор, Ларина Татьяна,
была без всякого изъяна –
решил единодушно полк.
У нас ведь знают в этом толк!
О, сколько было разговоров
о ней под плоскостью машин,
блестели глазки у майоров,
блестели глазки у старшин.

Примечания: *) – НИАС – Наставление по инженерно-авиационной службе;
**) – комэска – командир эскадрильи;
***) – ШМАС – школа младших авиа ционных специалистов.

И командир полка упорно
твердил, надеясь на успех:
- Любви все возрасты покорны,
она сильней законов всех.
Но равнодушно, без привета,
она относится к чинам, -
один просвет и два просвета*)
напрасно бродят по пятам.
Лишь одного горящим взглядом
она встречает каждый раз,
дрожит, когда он с нею рядом
и отвести не может глаз.
Онегин, стройный и плечистый,
других красивей, веселей,
хоть получал он в месяц чистых
лишь триста тридцать пять рублей.
Но сам Онегин хладнокровно
на красоту её глядит,
и сердце бьётся очень ровно,
и не теряет аппетит…
Ох! Крепка техническая кровь
И не берёт её любовь!

Скользит луна по небосводу,
гуляет ветер за окном,
предвидя лётную погоду,
весь лагерь спит спокойным сном.
Не спится лишь одной Татьяне,
она сидит, и как в тумане,
вдруг видит милые черты: -
Онегин, милый, это ты?
Но пусто, ветер завывает,
о чём-то шепчутся листы …
Примечание: … один просвет и два просвета …-
Имеется ввиду на погонах, один – от младшего
лейтенанта до капитана, два – от майора до
полковника


Печально Ларина вздыхает: -
- Ох, одни мечты. Одни мечты!
Тоска, тоска чернее ночи…
Так нет терпеть уж больше мочи!
Что толку от моей отваги,
Он чувств ко мне не проявил…
Дневальный! Дайте мне бумагу,
перо и скляночку чернил!
Луна сквозь облака сияет,
полночный воздух свеж и чист,
коптилка нежно освещает
её письма тетрадный лист:
«- Я Вам пишу, чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Мечтой о Вас жила я в школе
И не могу спокойно спать.
Вы так милы. Вы так прекрасны,
настойчивы, но не нахал …
Короче, Вы – мой идеал!»
Письмо угольником свернула,
списала адрес и уснула.

Вeсна! Механик, торжествуя,
сливает в бочку антифриз,
вдали комиссию почуяв,
усердно трёт и верх и низ,
рвёт на портянки отепленье,
глядеть не хочет в НЗС*),,
волной любви и вдохновенья
уже охвачен ВВС
Вот, как-то раз, в начале марта
хваля красавицу – весну
Владимир Ленский шёл со старта
и встретил девицу одну.
Он пять ночей не знал покоя,
казалось, чем-то удивлён,
не мог понять, что с ним такое,
и все решили: он – влюблён!
Предмет его горячей страсти
известной дамочкой была,
она жила не долго в части,
но многим «счастье» принесла.
Но он, увы, не знал об этом,
писал ей нежные стихи,
носился с «пламенным приветом» -
с любовью шуточки плохи!
Она вначале так радушно
терпела боль сердечных ран,
что полк решил единодушно:
-У них получится роман.
Но Ольге скоро надоело.
Он был застенчив, не речист,
к ней подойти боялся смело,
к тому же- только моторист!

Примечание: НЗС – Наставление по Зимней службе.

Он вскоре это понял тоже,
но всё ж, продолжу я роман,
тьмы горьких истин нам дороже
нас возвышающий обман.

А сердце Ленского кипело.
Он побледнел и занемог,
ревнивый, злобный, как Отелло,
найти соперника не мог.
И зачехлив однажды спарку*),
Владимир Ленский мчится к парку –
он должен всё ей объяснить:
пусть скажет, быть, или не быть!
И вдруг он вздрогнул. В изумленьи
сказать не может ничего –
она стояла в отдаленьи,
и с кем? С механиком его!
Она смеялась, жала руки,
и взгляд её был очень мил,
Онегин с видов, правда, скуки,
но тоже что-то говорил.
А, теперь-то всё я вижу,
увидел вас я наконец!
Онегин! Вас я ненавижу!
Онегин, знайте, вы – подлец!
И грудь его клокочет мщеньем,
и стонет попранная честь,
и бросил он врагу с презреньем
торцовый ключ на тридцать шесть.
Примечание: спарка – самолёт со спаренным управлением, учебный.

Такого дерзкого удара
нельзя спокойно перенесть.
- Дуэль! Отлично, у ангара
я буду ждать Вас ровно в шесть.
Надев суконные пилотки,
набросив на плечи шинель,
потуже намотав обмотки,
друзья явились на дуэль.
Они готовились с рассвета
сражаться в цвете юных лет,
с собою взяв два пистолета
и десять штук цветных ракет*).
Вначале было непривычно –
В наш век дуэль? Вот ерунда!
Но всё же Ленский как обычно,
пропел: - Куда, куда, куда
умчались дни. Возврата нету,
они уж не вернутся вновь
и должен я «в угоду свету»
пролить техническую кровь.
Ах, Ольга! Я тебя любил,
Тебе единой посвятил…
О, я – несчастный человек!
Теперь прости – прощай навек!
Не слышит Ольга в шуме ветра
последний пламенный привет,
и, отсчитав пятнадцать метров,
Владимир поднял пистолет.
Враги! Давно ли вместе мыли
свой милый, старый самолёт!
Враги. Давно ли вместе пили
и ни и ночи напролёт!
Одни страдания и муки,
давно ль страдали вместе вы?
Примечание: сержантскому составу пистолет, как личное оружие, не положен, но на аэродромах много пистолетов-ракетниц.

К чему дуэль? Пожмите руки,
забудьте это всё. Увы!
В руках блеснули пистолеты
и ярко-красные ракеты.
пронзив безоблачную высь,
со страшным шумом понеслись.
Онегин знал, что по роману
он в этой схватке победит,
и если в книгах нет обману,
то моторист его – убит.
Терзаясь горем и сомненьем,
сказать ему «Прощай» хотел,
но тут увидел с изумленьем,
что Ленский тоже жив и цел.
Они опять на место встали,
ещё достали по одной …
Но им стреляться помешали –
Пришёл из штаба посыльной.
-Что, командир нас вызывает?
Да, друг, попались мы теперь!
Пришли. И робко открывает
Владимир Ленский штаба дверь.
Он получил большую взбучку
за самовольную отлучку,
за хулиганство, за стрельбу
и был посажен «на губу».

Онегин хмурый и печальный
проходит молча в кабинет.
Ему сочувствует дневальный –
Ему ведь только двадцать лет!

Я не могу Вам речь комдива
благопристойно изложить,
уж очень он её красиво
мог в уши грешные вложить!
Нехорошо стоять у двери
и слушать речь, что тет-а-тет,
прошу мне на слово поверить,
что слов простых там просто нет.
Он долго мог упоминать
Онегина родную мать.
Могу лишь рассказать достойно,
Когда тот рёк почти спокойно:
-От Вас, Онегин, я, признаться,
подобного не ожидал,
чтоб с подчинёнными стреляться…
На всю дивизию скандал!
Чтоб больше не было такого,
тут на минуту он умолк,
подумал и сказал сурово:
- Перевести в соседний полк!

* * *

Как жаль, что Пушкин умер рано!
Ведь если б знал он техсостав,
он посвятил бы нам романы
в пятнадцать, двадцать, тридцать глав.

Но Пушкин жил в туманной дали
тому назад уж двести лет.
Тогда по небу не летали,
тогда хватало и карет.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Меня частенько подгоняют:
Пиши ещё. Ещё пиши!
И, улыбаясь, называют –
поэт технической души. .

И так, продолжаем развлекаться))

Это не букет болезней, а хорошо подобранная икебана.
Моя бабушка жжет фэйспалмом.
Работа не волк — в лес не убежит. Но за задницу укусить может.
Путь к сердцу мужчины лежит через его кота.
читать дальше
Я не подмигиваю — я прицеливаюсь.
И коротко о погоде: бррр!
Занесите это блюдо в Красную книгу о вкусной и здоровой пище.
Чиновники везде одинаковы: обещают положить чему-то конец, а сами кладут болт.
Страшно, когда в одном человеке совмещаются сразу и Достоевский, и идиот.
Быстрее выходных кончаются только деньги.
Самого толстого охранника в банке звали за глаза «Подушка безопасности».
Ничто так не портит цель, как попадание.
Так что же было раньше, яйцо или дракон?

А итогов года не будет. Как-то особо нечего подводить. Вместо ощущения праздника нашла какая-то тихая спокойная печаль. Я просто чувствую себя на год старше и все. Дома нашла фотографию, где мне 18 лет. Сейчас кажется, что это все из какого-то другого мира. Хотя, кажется, я так и не привыкла ощущать, что у меня много седых волос и я сильно отличаюсь от себя тогдашней. Снова хочется делать то же самое, что хотелось 15 лет назад, но не всегда получалось. Делать те же несерьезные и милые душе вещи, что и в 18-20 лет.
Есть мороженое, сидя на лавочке в сквере, гулять под дождем, целоваться в закоулках парка, ходить по трассе, собирать землянику в лесу, ездить на игры, сочинять забавные рассказы просто по приколу, лепить снеговика, шить лоскутные пустяковины под настроение, таскать летом самодельный рюкзачок за плечами, строить песчаные замки на пляже, кормить уток в пруду, играть с кошками. Все-все-все, до чего еще можно дотянуться, что еще рядом.
Не хочу обратно на 15 лет назад, но не хочу терять то, что нравилось тогда и нравится до сих пор.

читать дальшеВ Москве взрывают наземный транспорт - такси, троллейбусы, все подряд.
В метро ОМОН проверяет паспорт у всех, кто черен и бородат,
И это длится седьмые сутки. В глазах у мэра стоит тоска.
При виде каждой забытой сумки водитель требует взрывника.
О том, кто принял вину за взрывы, не знают точно, но много врут.
Непостижимы его мотивы, непредсказуем его маршрут,
Как гнев Господень. И потому-то Москву колотит такая дрожь.
Уже давно бы взыграла смута, но против промысла не попрешь.

И чуть затлеет рассветный отблеск на синих окнах к шести утра,
Юнец, нарочно ушедший в отпуск, встает с постели. Ему пора.
Не обинуясь и не колеблясь, но свято веря в свою судьбу,
Он резво прыгает в тот троллейбус, который движется на Трубу
И дальше кружится по бульварам ("Россия" - Пушкин - Арбат - пруды) -
Зане юнец обладает даром спасать попутчиков от беды.
Плевать, что вера его наивна. Неважно, как там его зовут.
Он любит счастливо и взаимно, и потому его не взорвут.
Его не тронет волна возмездий, хоть выбор жертвы необъясним.
Он это знает и ездит, ездит, храня любого, кто рядом с ним.

И вот он едет.

Он едет мимо пятнистых скверов, где визг играющих малышей
Ласкает уши пенсионеров и греет благостных алкашей,
Он едет мимо лотков, киосков, собак, собачников, стариков,
Смешно целующихся подростков, смешно серьезных выпускников,
Он едет мимо родных идиллий, где цел дворовый жилой уют,
Вдоль тех бульваров, где мы бродили, не допуская, что нас убьют,
И как бы там ни трудился Хронос, дробя асфальт и грызя гранит,
Глядишь, еще и теперь не тронут: чужая молодость охранит.

...Едва рассвет окровавит стекла и город высветится опять,
Во двор выходит старик, не столько уставший жить, как уставший ждать.
Боец-изменник, солдат-предатель, навлекший некогда гнев Творца,
Он ждет прощения, но Создатель не шлет за ним своего гонца.
За ним не явится никакая из караулящих нас смертей.
Он суше выветренного камня и древней рукописи желтей.
Он смотрит тупо и безучастно на вечно длящуюся игру,
Но то, что мучит его всечасно, впервые будет служить добру.

И вот он едет.

Он едет мимо крикливых торгов и нищих драк за бесплатный суп,
Он едет мимо больниц и моргов, гниющих свалок, торчащих труб,
Вдоль улиц, прячущих хищный норов в угоду юному лопуху,
Он едет мимо сплошных заборов с колючей проволокой вверху,
Он едет мимо голодных сборищ, берущих всякого в оборот,
Где каждый выкрик равно позорящ для тех, кто слушает и орет,
Где, притворяясь чернорабочим, вниманья требует наглый смерд,
Он едет мимо всего того, чем согласно брезгуют жизнь и смерть:
Как ангел ада, он едет адом - аид, спускающийся в Аид, -
Храня от гибели всех, кто рядом (хоть каждый верит, что сам хранит).

Вот так и я, примостившись между юнцом и старцем, в июне, в шесть,
Таю отчаянную надежду на то, что все это так и есть:
Пока я им сочиняю роли, не рухнет небо, не ахнет взрыв,
И мир, послушный творящей воле, не канет в бездну, пока я жив.
Ни грохот взрыва, ни вой сирены не грянут разом, Москву глуша,
Покуда я бормочу катрены о двух личинах твоих, душа.

И вот я еду.


Дмитрий Быков (цикл "Стихи из черной тетради")